Александр Катеруша
Современное абстрактное искусство заполонило собой множество салонов. Одни зрители сразу «выбрасывают» это из своего поля зрения. Для них подобное ничем не отличается от разглядывания узоров обваливающейся штукатурки.
Но есть и те, кто мимо абстрактных образов не проходят.
Обычно они совершают мыслительные операции и периодически кивают (демонстративная часть поведения). И тут же изображают мину превосходства над окружающими (это, конечно, бессознательное). А те, кто способны подкрепить свое глубокомыслие кошельком, могут еще и прикупить абстрактную картину. Повесить ее в прихожей. И сразу созерцать. Притом, не столько картину, сколько себя на ее фоне перед гостями. Главное, хорошо запомнить текст, который выдаст продавец в галерее. И отработать мимику, сопровождающую размышление. И портрет готов.
Покупая картину, человек приобретает лишь материал для куда более обширного полотнища. И практически всегда это – автопортрет.
Кто-то этот образ меняет, кто-то накапливает, а кто-то – развивает. Но каждый раз, глядя на произведение искусства, человек мыслит его как компонент собственного образа, часть себя.
В таком контексте интерес к абстрактному искусству может выглядеть весьма рискованным мероприятием. Всегда можно выставить себя на посмешище, оказываясь не более чем пустым выпендрежником. Интеллектуализм, сопровождающий абстракцию, только усиливает этот риск. Ведь вероятность встретить разоблачителей тут выше. Рассуждать о содержании клякс, и не выглядеть нелепо, можно разве что, проходя тест Роршаха.
Автопортрет может оказаться подделкой, компиляцией чужих штампов. Вот чего стоит бояться собирателям абстракций.
У тех, кто интересуется не абстракциями, а конкретными пасущимися оленями, дела обстоят проще. Им, по крайней мере, не надо ничего объяснять своим гостям. Вот лес. Вот олени. Вот поляна. Вот, украшает стену.
Но линии и кляксы всегда требуют инструкции по их пониманию. Поэтому абстракционизм просто обречен быть на грани между интеллектуальным выпендрежем и реальным, настоящем пластом человеческой культуры.
Абстрактное искусство может рассматриваться и в позитивном ключе. В таком случае оно духовно обогащает человека, соответствует его духовному росту. В таком случае, абстрактные образы просто вынуждены быть текстами.
А раз есть тексты, значит, есть и язык, понятный для тех, кто их пишет и тех, кто их читает. Язык всегда является абстракцией по отношению к тому, что он выражает. Само название искусства как «абстрактного» уже вгоняет его во все те пространства, в которых пребывает лингвистика.
Если картина состоит из линий, клякс, точек, значит, все эти компоненты должны быть словами этого языка. Они разделяются между собой как некие части речи и взаимодействуют по неким грамматическим правилам.
Человек смотрит на абстрактные картины и поддерживает беседу о них, но сам не владеет соответствующим языком? Его сознание, скорее всего, пребывает в состоянии тарабарщины, имитации чего-то реального. Такое бывает у детей на т.н. стадии социальных игр («в школу», «в магазин» и т.д.), или у дурачков, которые примитивно подражают нормальным. Имитация понимания абстракции обычно сопровождается связкой текстовых шаблонов, «инструкцией для понимания» (и штампованного трепа перед гостями).
Но если человек разбирается в языке абстракции, он смотрит на картину как на текст. И он может вести беседу об этой работе.
В обычной беседе между продавцом в галерее и покупателем последний произносит едва ли 5% общего текста. Все остальное – за продавцом. Если бы настоящая абстрактная картина встретилась с настоящими ценителями, их тексты были бы в паритете. Здесь было бы общение, а не односторонний поток абракадабры. И перед гостями покупатель не выпендривался бы, а вел с ними беседу. Вот в чем разница между реальным языком и его имитацией.
Как же разобраться в языке абстрактных образов?
Это все тщательно изучено и описано в психологии. Вся информация содержится в инструкциях к различным проективным рисуночным тестам. Я довольно долго использовал такие инструменты в своей психологической практике.
Тесты типа «Дом. Дерево. Человек», или «Несуществующее животное», или «Рисунок членов семьи» рассматривают любые графические проявления человека как проекции его психологических особенностей. Здесь имеет значение буквально все: и сила нажима на карандаш при прорисовке каких-то частей образа, и расположение в пространстве, и используемые цвета и т.д., и т.д. Я не буду повторять то, что уже давно описано, это можно просто взять, и изучить.
Взаимодействие линий и клякс уже самим фактом своего существования порождает материал для психодиагностических интерпретаций. Поэтому все те, кто старается в области абстрактных картин, должны понимать, что они действуют в поле уже существующего и устоявшегося, развитого языка.
Это создает для таких художников, по крайней мере, два риска:
Во-первых, их можно поймать на конкретной бессвязной белиберде, полном отсутствии текста. Типа, крестьянин в «Войне и мире» имитирует французский язык, произнося набор звуков. В случае с картинами подобное – уже не хулиганство; здесь есть изначальный злой умысел кого-то развести.
Во-вторых, автор абстрактной картины рискует спроецировать самые грязные и неприглядные «подвалы» своей психики. Тогда он – просто жертва определенных невротических проблем. Да еще и с ретрансляцией их на зрителей по каналам бессознательного восприятия.
Язык графической символики описан и используется психологами и психоаналитиками. Абстрактным художникам все знания этой области необходимы, как глаза. Без этого они откровенно блуждают…
В том языке, на котором зиждется абстрактное искусство, заложен подвох. С одной стороны, в его основе – примитивная графика. Такая картина нарисована самыми простыми «рисовательными» движениями, какие только возможны для человека. В конце концов, данные образы можно «взвесить» как единицы усилий художника на единицу площади картины. Вот вам Айвазовский с его волнами, и вот вам пара мазков в разных направлениях. Один автор нарисовал, а другой – наследил. Конечно же последний рискует оказаться в лапах таких интерпретаторов, как следопыт или психоаналитик. А художественного критика придется откровенно покупать. Выходит, что абстракционизм сам по себе – куда более примитивный уровень человеческой культуры, чем, например, фламандская живопись.
С другой стороны, абстракционизм высвобождает элементарные компоненты образа – линию и цвет. Они больше не есть инструмент для изображения объектов, они теперь живут своей жизнью. Ну, а у жизни есть свои правила. Линии и цвета можно превратить в языковые конструкты и порождать с их помощью тексты. Такой язык, при его правильном использовании, способен быть ценностью.
Линия и цвет высвобождаются из одной зависимости, чтобы тут же попасть в другую. Это говорит о том, что художник, работая как абстракционист, никак не уменьшает свою ответственность. Просто теперь он отвечает не за красоту физиономии купца в старой Голландии, а за красоту образа мыслей купца современного Киева, к примеру.
Уходя от классического искусства, художник просто обязан придти к чему-то, по крайней мере, равноценному. Вышеописанный подвох – лишь условия этой ответственности художника.
Автор обязан разбираться в символике линий, цветов, точек и ряда закономерностей, по которым они разворачивают пространство образа. Это позволяет ему осознанно оперировать языком своего изобразительного искусства. Но этого мало.
Языками, как известно, владеют даже олигофрены. Кроме того, психология вообще не склонна относить язык к функции интеллекта. Он носит, скорее, вспомогательную функцию. Язык лишь разворачивает пространство, в котором люди мыслят и мыслями обмениваются.
Художнику надо еще и иметь нечто, чем стоит делиться с другими. Это может быть афоризм, сложное чувство, философский вопрос, анекдот и т.д. Это должно быть нечто, обладающее ценностью для других людей.
Художник должен содержать какую-то духовную ценность, которой он делится со зрителями.
Создание картины тогда становится чем-то подчиненным этой цели. Абстракционист рисует работы, чтобы сообщить что-то важное, интересное, ценное. В обратном случае он впадает в коммуникативный абсурд: обращается к собеседнику, актуализирует его внимание, но ничего в обращение не вкладывает. Поиграл в погремушку…
Покупатель картины обычно требует озвучивания ее центральной идеи. По хорошему, он должен пытаться сам ее увидеть. Потом уже беседовать с продавцом. И сравнивать оценки и интерпретации. И всегда нужно быть внимательным в двух вопросах:
1. Каково мастерство художника в использовании языка абстрактных образов?
2. Насколько интересна и ценна идея, которую он этим языком выражает?
Этого могло бы хватить для поддержания того тонуса, который развивал бы абстракционизм. Иначе он просто рискует утонуть в общем хаосе отсутствия товарищей на вкус и цвет.
Все статьи
|
