Александр Катеруша
22.11.2012
В младшей школе детям рассказывают о том, что предметный мир разделен на две части: одушевленная природа и неодушевленная. Мир наполнен некими объектами, из которых одни являются просто предметами, а другие – живыми существами.
Вряд ли это положение кому-то западает в душу – слишком оно банально. Однако, зачастую трюизмы содержат в себе нечто интересное. Хотя бы в силу того, что нечто основополагающее «проскакивает» мимо человеческого внимания.
Нечто подобное таит в себе и вышеприведенное разделение объектов. Обычно на уроках природоведения упускают один важный признак, отличающий одушевленный и неодушевленный миры. Речь идет о физиономических образах. Само собой напрашивается правило:
Наличие физиономии является четким признаком одушевленного объекта. Отсутствие физиономии – неодушевленного.
Физиономический образ является ни чем иным как меткой для разделения между живым и неживым миром. А то, как живые существа реагируют на физиономические образы, говорит о генетических глубинах этого явления, уходящего в далекие дочеловеческие эпохи.
Наверное, даже ребенок, приступивший к изучению природоведения, может объяснить, для чего живым существам необходима такая опознавательная система. Предмет может быть лишь объектом для действий тех, кто обладают собственной физиономией. А вот эти последние уже таковыми не являются. По крайней мере, зверь в лесу, увидев другое живое существо, должен принять решение: пройти мимо, начать преследовать или спасаться самому. На физиономии повстречавшегося все будет «написано».
Идентификация физиономии, а также «чтение» текста, ею выражаемого – это насущная потребность выживания. Ее, по крайней мере, легко объяснить Дарвину с его натуралистической идеей конкуренции.
Мы же попробуем отойти от биологии в сторону принципа относительности.
Вспомним Анри Пуанкаре. Он утверждал, что «Совершенно невозможно представить себе пространство пустым». Любая попытка мыслить пространство «само по себе» невозможно. Мысленные эксперименты приводят к тому, что «…возникает неустранимая относительность пространства».
Если два объекта, или более, пребывают в поле зрения наблюдателя, то между ними возникает целый набор относительностей: относительный размер, относительная удаленность, относительный объем и т.д. Без самих объектов все эти понятия, в лучшем случае, – очень далекая абстракция. Нужны непосредственно предметы, которые зададут весь набор относительностей между ними. Но что же это за относительности – размер, удаленность, объем? Это есть ни что иное как атрибуты, качества пространства. Этими терминами определяют пространство как таковое. Получается, что пространство получает набор своих описательных признаков исключительно благодаря предметам. Вот что имеет в виду Пуанкаре, когда говорит о «неустранимой относительности пространства».
Таким образом, мир неодушевленных предметов обрисовывает трехмерное пространство и его свойства. В таком контексте можно говорить о том, что пространство зависит от предметного мира и им определяется.
Если говорить о природе «одушевленной», то, при первом приближении, все – то же самое. Поставьте в поле наблюдателя вместо предметов несколько человек, и они зададут такие же свойства пространства.
Однако далее возникает различие. Каждый из этих людей также является наблюдателем. Во всех мысленных экспериментах, описывающих теорию относительности, данный персонаж строго обязателен.
Без наблюдателя многие описания вообще не имеют смысла. Например, какой цвет был у вулканической лавы три миллиарда лет назад? Для этого необходимо присутствие наблюдателя, а в сетчатках его глаз – присутствие колбочек, определяющих цвет. Чтобы описать шум этой лавы, необходимо привлечь уши наблюдателя и т.д. Иначе – описание абсурдно.
А что могут значить такие свойства пространства, как удаленность предмета, например? Относительно кого?
В общем, нет наблюдателя – нет реальности.
Наблюдателя можно охарактеризовать как «отдельный мир». Когда физики задумались о точности и надежности каждого звена в эксперименте, они уперлись в качества самого экспериментатора. Проблема наблюдателя заставила физиков переключиться на экспериментальную психологию. Оказалось, что наблюдатель, обладая собственной «внутренней реальностью», может, так или иначе, искажать воспринимаемое.
Каждое осознанное существо, присутствующее в физическом мире, воспринимает свой уникальный, «отдельный» мир. Это довольно просто продемонстрировать. Занимая одно и только одно место пространства, наблюдатель видит свою уникальную картину реальности. Для того, чтобы видеть именно «его» мир, другому наблюдателю придется занять именно то место, в котором тот находится. Но в одном месте два человека, как известно, одновременно пребывать не могут. Стало быть, каждый обречен видеть мир, собирая его из своей собственной точки. А она будет всегда отличаться. Можно сказать, что каждый наблюдатель всегда пребывает в центре своего собственного мира. Не верите? Оглянитесь по сторонам. Вы – в центре. Отсюда всем известная фраза: «Сколько людей, столько и вселенных». Просто все эти вселенные синхронизированы, «вылеплены» в единый эгрегор, заставляющий всех людей мыслить свои миры как нечто общее. Такое достигается через многовековые соглашения между людьми, воспитание, социализацию, усиление конформности каждого и т.д.
Вот здесь-то и возникает интересная особенность «одушевленной природы». Наблюдатели придают пространству дополнительные свойства, на которые не способна «неодушевленная природа».
Относительность между предметами разворачивает свойства трехмерного пространства. Относительность между наблюдателями разворачивает свойства четырехмерного пространства.
Когда один наблюдатель видит предмет, он видит просто предмет, а когда он видит другого наблюдателя, он видит наблюдателя, который видит реальность в которой находится первый наблюдатель со своим миром, видящий второго с его миром и т.д. Чем-то похоже на два зеркала, поставленных друг против друга. Они отражают друг друга не только как объекты, но отражаемую ими реальность.
Относительность между наблюдателями – это относительность между их мирами. Реальность, в которой они находятся, негласно считается каждым из них единой и безальтернативной. Однако, относительность, возникающая между ними, делает реальность «множественной». Множество трехмерных миров сосуществуют, как бы накладываясь друг на друга.
Вспомним, как обычно в популярной (т.е. доступной для сенсорного постижения) форме подают идею мерности пространства. Если одномерное пространство (прямая) будет передвигаться вдоль перпендикулярной оси, она образует плоскость. Если плоскость будет передвигаться по оси, которая перпендикулярна ей, образуется трехмерное пространство. Если представить себе некую ось, перпендикулярную пространству трехмерному, то передвижение по ней образует четырехмерное пространство. Иными словами, четырехмерность предполагает множественность трехмерных пространств. Этот мир должен тогда представлять собой мириады версий. Сложно сказать, как они выстраиваются вдоль оси координат, но явно одно: наблюдатели эту множественность миров задают. Возможно, чем эта ось более стройная и согласованная, тем органичнее духовная среда, в которой наблюдатели взаимодействуют.
Таким образом, относительность, которая возникает между живыми и осознанными существами, разворачивает дополнительные свойства пространства. И эти свойства уходят в его четырехмерность.
Но можно сформулировать и иначе:
Сознание человека само четырехмерно. И это свойство оно задает и внешнему миру – через относительность с другими наблюдателями и их сознаниями.
А физиономический образ невольно занимает ключевую позицию в этом явлении. Ведь все взаимодействие и вся относительность между наблюдателями разворачивается прежде всего через их физиономические свойства, физиономические проявления. Эта тема будет развиваться в следующих статьях.
Все статьи
|
