Александр Катеруша
Фотограф берет маску, понимая, что может создать удивительный, интересный образ. Такая работа для него – обычное дело. Он чувствует, что с ходу вряд ли что-то выйдет. Поэтому собирается, ищет нужную волну, готовится.
И вот – маска в его руках. Долго возится с композицией. Варианты отлетают один за другим. «Ну и капризная же масочка!» Наконец-то образ найден. Все, что осталось – как у снайпера – нажать на курок. Дыхание затаилось, рука держит кнопку – и вдруг: «Нет, надо не так!»
И снова все перестраивается, переставляется. Фотограф возится с новым образом, создает его. Время идет.
Снова рука прикасается к кнопке, и: «Опять не то! Лучше вот так!» Опять фотография не сделана. Все вокруг переворачивается в создании следующей композиции. Только все сведется к кнопке, и… все повторяется снова. Ситуация начинает пугать.
Фотограф – хороший, опытный – прекрасно знает, что если фотографируешь живого человека, то с ним нужно создать психологический контакт. Пообщаться, понять, расположить – помочь ему раскрыться в виде будущего фотографического образа. Конечно же, задать направление для раскрытия. Проводится целая работа, которой и близко нет, когда фотографируют предметы. На предметах тоже, конечно, полезно помедитировать, но такой сложной возни, как с живыми образами, здесь нет.
Фотограф взялся за маску как за предмет. И здорово ошибся. Он не просто сделал четыре десятка (!) проб, не зафиксировав ни одного варианта как фото. Он получил четкое ощущение, что маска жива и разумна. Мало того, она с ним так жестко поиграла! Фотограф не познакомился с ней перед работой. Знакомство произошло в ходе фотосессии. И произошло не по его плану. Маска протащила его через десятки композиций, не дав ни одного завершенного варианта. «Хочешь получить образ? Что ж, приятно познакомиться. Вот тебе пачки вариантов, выбирай, если сможешь».
Потом фотограф рассказывал, что маска смеялась над ним. А ему было не до смеха. По его представлениям, он никогда в жизни не встречал такие капризные модели. А маска появилась в его портфолио не в разделе «Предметка», а в «Портретах» (правда, не эта, а другая, чудившая еще больше и по-другому). (Рассуждения на тему портрета Руслана Абсурдова).
В результате он все же получил искомую фотографию. И он смотрит на нее как на дорогой трофей. Но и эта фотография не дает полного и четкого представления о том, какова же маска на самом деле.
В этом случае, безусловно, есть место для мистики (как и в других). Фотограф, работая, весьма сблизился с физиономическим образом, да еще и демоническим. Чего еще ожидать?
Однако, этот случай интересует нас лишь как иллюстрация еще более широкого феномена. ВСЕ ЭТИ МАСКИ ПРАКТИЧЕСКИ НЕ ПОДДАЮТСЯ ФОТОГРАФИРОВАНИЮ. Каким классным ни был бы фотограф, ему вряд ли будет под силу перенести данные образы с трех измерений на два. Обязательно будет утрачено нечто, без чего образ меркнет. Потеря пространственности для этих масок – это потеря всего.
Попробуем рассмотреть данную особенность, привлекая науку и рациональное мышление.
Обычно люди видят вовсе не картинки, как об этом принято рассуждать на бытовом уровне. Они видят целостные предметы. Например, вы смотрите на чайник. В какой бы проекции вам его ни показали – сверху, снизу, сзади, сбоку – вы будете видеть не просто округлости и выпуклости, вы будете видеть именно чайник. Бесконечное множество проекций будет давать вам не разные чайники, а именно один и тот же чай ник.
Восприятие человеком какого-либо объекта предполагает не просто пачку проекций. Человек мысленно вращает объект во все стороны. Можно сказать, видит его одновременно со всех сторон. Наверное, в этом заложено «воистину трехмерное» восприятие. Известный ученый Дэвид Хьюбел утверждает, что физиологи смотрят на такое «мысленное вращение» предметов как на загадку. Они знают, что это существует, но они не понимают, как это устроено анатомически и физиологически. Так или иначе, факт остается фактом: люди видят не однобокие проекции, а непосредственно объемные, «мысленно вращаемые» предметы. Если же объект нарисован или сфотографирован, то плоской проекции оказывается достаточно, чтобы включить данный процесс восприятия. И тогда образ оживает, сознание человека способно добавить ему третье измерение, утраченное при переходе на плоскость.
Эта особенность проявляется и в восприятии лиц (да и вообще физиономических образов). Увидев чье-то лицо в одной проекции, человек обычно способен опознать его и в других ракурсах. Для верности в криминалистике приняты образы «анфас» и «профиль». С таким «чертежом» уж точно не будет проблем с «мысленным вращением» лица. Последнее, будучи чуть ли не самым привычным типом образа, вращаемо и опознаваемо особо легко. А если люди хорошо знакомы, они быстро и легко узнаются на фотографиях, независимо от ракурса.
Точно также, если вы видите, к примеру, фотографию собаки, то вы мысленно воспринимаете ее далеко за пределами предоставленной проекции. Вы узнаете ее в любом положении, в любом ракурсе это будет та же собака.
Маски не вписываются в данную закономерность.
Во-первых, одна и та же маска, сфотографированная в разных ракурсах, воспринимается как разные физиономии. Во-вторых, увидев маски после фотографий, зритель слабо идентифицирует их с фото, ощущая замешательство. При этом, увидев сначала маску, а затем фото, он воспримет эти образы нормально, без проблем.
Маски, которые я создаю, довольно далеко отходят от привычных физиономических образов. Морды, лица, лики – все эти образы привычны каждому с детства. Стало быть, все они легко передают свою трехмерность через плоское изображение. Маски - это образы, отошедшие от привычного гештальта (он всегда целостный, неделимый, даже как бы «родной» для психики). Увидев ее изображение, человек просто не может включить «механизм вращения» образа. Этот процесс или не включается вовсе, или же заводит «не туда». Так или иначе, сама маска выглядит довольно неожиданной после фотографии.
Когда человек увидел маску «вживую», он, разглядывая ее фото, пользуется более сложным механизмом порождения образа. Непосредственное изображение на фото сопоставляется с трехмерным и вращаемым изображением в памяти. Разглядывание фотографии построено на механизмах узнавания. Конечно же, у зрителя довольно информации, чтобы образ вращался.
Если же человек никогда раньше не видел маску как трехмерный объект, он видит просто нечто непонятное.
Сами маски создают впечатление чего-то невиданного, необычного, странного. Против их полного отрицания выступает лишь факт: они уже существуют, они являются трехмерными объектами. Как сомневаться в том, что можно потрогать руками? Однако когда маски превращаются в плоское изображение, их абсурдность зашкаливает. В реалистичности зритель им точно откажет. Кажется, что кто-то нарисовал какую-то непонятную чушь…
Вот и получается, что само бытие этих масок строго ограничено лишь непосредственным, живым восприятием. Никакие инструменты СМИ не способны довести данные образы до массового зрителя, швыряя в него «плохо нарисованные картинки». Для этих физиономических конструкций невыносимо любое пропускание их через «плоский мир» привычных носителей информации.
Обычное двумерное изображение всегда является кодом. Зритель, владея им, способен «декодировать» объект в трехмерный. Плоская картина служит инструментом особой, весьма сложной коммуникации между художником и зрителем. Она всегда является временным хранилищем информации, которую необходимо изъять и переместить на внутрипсихический план, чтобы там оживить.
Но как быть, если трехмерная конструкция сама является проекцией для образа четырехмерного? Ее необходимо дешифровать, вынимая из «трехмерной плоскости» нечто большее (через личный контакт, медитацию, ритуал и т.д.). Попытка фотографии – это противоположный вектор, направленный на еще большее кодирование – уход в двумерность. У объекта пытаются отнять сразу два измерения – это слишком. С такой позиции мало кто способен воспринять образ, он попросту убит.
Так или иначе, судьба этих масок – всяческое избегание массовости – именно как избегание обедняющего их уплощения. Им суждено только живое и непосредственное восприятие.
Все статьи
|
